Шамбала. Часть II

Песнь Джанко

Я сидел за столом, медленно потягивая горячий чай из трав и смотрел в окно. Там за окном, на юго-восток от меня, находилась вершина, покрытая снегом. Самая высокая точка здешних хребтов. Местные жители почитали ее, как мать и отца и часто совершали восхождения к ней, а самые преданные обходили по кругу. Они верили, что где-то там среди этих горных хребтов живут духи местности, духи их предков и просветленные существа — те, чье сознание не подвластно времени и играм страстей. Вдруг передо мной всплыли слова дедушки Калы, которыми он окончил свой рассказ:

«Я приехал сюда жить спустя много лет после моего возвращения из того, нашего с ламой Цыреном путешествия и стал одним из хранителей в этой местности. Такой поворот своей судьбы косвенно я вычитал в той книге, что мне пришлось заучить там. Ты тоже, мой мальчик, связан с этой страной. Именно поэтому ты здесь, хоть и не понимаешь пока эту вашу связь. А теперь иди к себе. Тебе, верно, еще готовиться к завтрашним урокам для наших шалопаев. Да и мне нужно на вечернюю практику. Подумай о том, что я тебе рассказал и выбери из тысячи вопросов, возникших в твоей голове, три самых важных. Завтра мы поговорим о них».

Хранителем чего стал дед Кала? — размышлял я, — зачем этой местности нужен хранитель? Что здесь происходит? Мой пытливый ум не мог успокоиться и отказывался остановиться на трёх вопросах. Что говорилось в книге, которая могла помочь живым существам? Зачем мне нужно найти вход в эту страну? И как я с ней связан? Почему именно я? Почему дед Кала ждал своего ухода, чтобы рассказать об этом кому-то?

Мне нужно было отвлечься от навязчивых мыслей, которые я все равно не смог бы сейчас привести в порядок, тогда я взял змеиную флейту, последнюю из приобретенных мною как раз по дороге сюда, и легонько подул, чтобы издать первые звуки. Мелодия сама полилась, словно нектар, из горлышка маленькой пузатой флейты. Мои пальцы подхватывали ее, перебирали, прикрывая то одно, то другое крохотное отверстие, а губы, словно в любовном пылу заставляли флейту трепетать, издавая чарующие звуки. Уверяю вас, я не занимался музыкой специально и не обладал каким-то музыкальным талантом от природы. Мне просто нравилось иногда играть на флейте. И иногда это получалось. Но в тот вечер мне казалось, будто не я перебирал пальцами по гладкому телу маленького гималайского инструмента, но кто-то незримый играл для меня эту мелодию. Будто сам факир, сам заклинатель, для которого предназначалась эта змеиная флейта, явился в мою укромную комнатку, чтобы его красавицы смогли показать мне свой танец.

Закрыв глаза, я унесся далеко вслед за мелодией моей флейты и вдруг ощутил под ногами что-то твердое и горячее. Это была земля. На долю секунды мне показалось, что я приду в ужас. Но нет, я ничуть не испугался, а напротив — открыл глаза и будто дотронулся взглядом до этой земли. И в то же самое время я мог наблюдать себя со стороны, как в кино. Удивительное чувство. Я сидел на горячем песке, на моей голове была повязка наподобие тюрбана, а над головой светило яркое солнце. В руках у меня была та самая флейта. Звуки ее мелодии переливались, будто из чаши в чашу перемещались по очереди все человеческие чувства — радость, удовольствие, нежность, боль, печаль, смирение, раскаяние, терпение и так по кругу. Передо мной танцевали, извиваясь, две кобры. Я продолжал играть на флейте, совершенно не прикладывая для этого усилий, и старался получше рассмотреть, где я нахожусь.

Это место было похоже на столицу, которая находилась в великолепной долине, окруженной со всех сторон горами сиреневого и синего цвета. Вдали я увидел хрустальный дворец и понял, что он представляет собой огромную мандалу. В городе был праздник. Множество людей вышли на улицы города и ждали шествия. Наконец шествие началось. Его возглавляли йогины, на бёдрах которых были белые лоскуты, а на шеях — бусы с черепами. За ними шли йогини. Они были совершенно голые, только на их шеях так же висели бусы с черепами. Йогини танцевали танец и стучали в барабанчики, которые несли в руках.

Вдруг я вспомнил, что когда был маленьким, в нашей деревне так ходила одна сумасшедшая старуха, все показывали на нее пальцем и смеялись. И я под властью этого воспоминания оторвался от своей флейты и громко рассмеялся. Мои змеи тут же расползлись, а взгляды всех присутствующих обратились в мою сторону. Я услышал как они начали удивленно переговариваться: «Почему он смеется и показывает пальцем на йогинь? И одет он совсем не так, как подобает по случаю праздника!» Тут же я ощутил сильный испуг из-за того, что местные жители поняли, что я не из их страны, и очнулся.

Я по-прежнему сидел у южного окна своего домика. На столе лежала выпавшая из моих рук змеиная флейта. А за окном совсем стемнело и ни гор, ни даже забора в десяти метрах от дома уже не было видно.

Вот теперь я пришел в ужас. Все знают, что очень легко путешествовать во сне. Но вот так, «уснув» за игрой на флейте… бывать в других мирах мне еще не приходилось. «Слишком много информации, — подумал я, прибрал на столе перед отходом ко сну и подошел к своему походному алтарю, — в конце концов, утро вечера мудренее, окончу день практикой и лягу отдыхать. Осознание происходящего требует спокойствия ума. Этим и надо заняться».

Моя ночь и новые истории дедушки Калы

Во время медитации я никак не мог отделаться от будораживших мой ум вопросов и просто наблюдать за ними тоже плохо получалось. Сказывалась усталость и нервное перенапряжение — концентрация внимания падала и мне никак не удавалось сохранять ее. «Тебе не понравится то, что ты узнаешь», — лезли в мою голову слова. «Кто я? Кому не понравится?» — задавал я усилием воли намеренные вопросы. И снова слышал: «Истины нет и нет НЕистины». Казалось, тот, кто говорил мне это, ощущал себя Творцом Вселенной и был не то безмятежно спокоен, не то уныло расстроен. Мне трудно было идентифицировать это ощущение. И я не стал этим заниматься. Закончив вечернюю практику, я лег спать, надеясь быстро погрузиться в сон и отрешиться от навязчивых мыслей хотя бы на время ночи. Но не тут-то было.

Мой сон был поверхностно-прерывистым. Я то и дело ворочался с боку на бок, так что в конце концов у меня заболела голова. В районе правого виска и в носу ощущался отек. Какие-то голоса тревожно возникали и тут же растворялись в моем сознании: «Зачем тебе идти туда?», «Кто я?», «Что я здесь делаю?». Проснувшись в очередной раз в этом бреду, я потрогал лоб и шею, они были горячими, как при температуре. Я поднялся, сделал глоток воды и вынул из своей маленькой аптечки градусник. Металлический кончик неприятно резанул холодом мое тело.

«Тридцать шесть и шесть» — высветились цифры на электронном табло градусника, когда он пропищал. Я снова отправил себя в кровать и приказал себе больше не выдумывать никакой чепухи.

Я снова уснул и во сне увидел дедушку Калу. Не знаю, как я его распознал. Он не обладал телом и был похож на радужный шар, хотя и шаром-то это трудно было назвать. Переливы его цвета и света дотрагивались до меня и вдруг я осознал себя камнем, лежащем под лучами солнца. Они скользили по гладкой поверхности моего тела, передвигаясь от одной моей стороны к другой. И в тот момент, когда солнечный луч покидал какую-то часть меня-камня, я готов был умереть. Я готов был все на свете отдать, лишь бы этого никогда больше не происходило. Но у меня ничего не было. Я был всего лишь булыжником на склоне горы.

Проснулся я от того, что мое сердце колотилось так, будто за мной гнались люди с ружьями, которые собирались меня убить. Такой необъяснимый страх сковал мое сердце и грудь, что я с трудом мог вдохнуть. Прямо на кровати я сел в позу лотоса и принялся дышать животом. Никогда у меня не было подобных панических атак. В первые годы монашеской практики, бывало, мне снились кошмары, связанные с родными, в основном с матерью и братом, но после этого ночного страха, который отнюдь не был кошмаром, а был именно необъяснимым ощущением ужаса, я готов был сказать, что никогда ранее не испытывал страха.

Светало. Наблюдая за дыханием, постепенно я расслабился, выпил воды с содой и снова лег спать. Остаток ночи, точнее раннего утра я старался контролировать свое дыхание даже во сне. Утром мне предстояло провести три урока, а потом я собирался навестить дедушку Калу. И мне не терпелось поведать ему о своих переживаниях.

Когда я вошел к дедушке, он сидел за столом и, прихлёбывая черный чай с молоком и маслом, смотрел на огонь.

— Входи, Джанко. Сегодня мне получше, — хитрая игривая улыбка плясала на губах Калы, — чай будешь?

— Спасибо, — растерялся я, не ожидая увидеть дедушку в таком приподнятом настроении — не откажусь.

Мы сидели за столом, повернувшись к печи, сквозь прозрачную дверцу которой было видно, как большие и маленькие языки пламени танцевали свой огненный танец.

— Решил ли ты уже, какие три самых важных вопроса хочешь задать после вчерашней истории? — спросил старик.

— Дедушка, я не смог выбрать, — сокрушенно произнес я, — у меня был очень странный вечер и еще более странная ночь…

— Они и должны были быть такими, — продолжал улыбаться дед, все отхлёбывая из чашки.

— Дедушка Кала, мне кажется, вчера я случайно попал в ту страну, в которой ты побывал с ламой Цыреном. Я не понял, как это произошло, звуки змеиной флейты, которую я купил по дороге сюда, перенесли меня в нее.

Я рассказал деду Кале все, что со мной произошло накануне. И про страну, и про сны, и про необычный образ Калы, который привиделся мне ночью, и про камень, которым я оказался. Я надеялся сразу получить разъяснения, но старик лишь пожал плечами, снова улыбнулся и подлил мне горячего чая. Тогда я продолжил:

— Мне кажется, про эту страну рассказывал мне один из молодых монахов в монастыре, где я учился. Сегодня по дороге в школу я вспомнил эти его истории. Он всё хвалился, что бывает там со своим учителем.

— Что же он рассказывал тебе? — дед Кала заинтересовался.

Его звали Бадма. Первый раз он говорил, что упросил своего учителя взять его с собой. Его учитель согласился и вечером они поехали туда на лошади учителя. Учитель сел на нее верхом, а Бадме сказал зацепиться за ее хвост, закрыть глаза и не открывать, пока учитель не скажет. И вот лошадь поскакала. Сначала Бадма цеплялся ногами за землю, а потом перестал. Бадма понял, что они летят и сказал, что когда ноги его опять коснулись земли, от страха минут пять он не мог выпустить хвост лошади из рук. Когда Бадма открыл глаза, он увидел, что стоит на окраине города. И люди там ходят все в светлых одеждах, а иногда и голые совсем. Учитель Бадмы пошел по своим делам, наказав Бадме строго настрого никуда не отходить от лошади ни на шаг. Бадма ждал учителя несколько часов. Через какое-то время ему стало совсем скучно, ведь глупо прилететь в волшебную страну и ничего не увидеть. Тогда Бадма стал разглядывать окрестности и увидел невдалеке какой-то сарай.

Решив, что ничего с привязанной лошадью не случится, он добежал до сарая и заглянул в него. У одной из стенок Бадма увидел сундук. Когда он его открыл, он немного ослеп от сияния, исходившего оттуда — сундук был полон драгоценных камней, все они были разноцветные, величиной с кулак.

Бадма набил ими карманы, насыпал за пазуху и побежал обратно к лошади. Он вовремя успел, потому что вскоре пришел его учитель, оседлал лошадь и указал Бадме опять схватиться за хвост лошди. Тронул уздечку… но лошадь не смогла даже двинуться. Учитель тихонько стукнул лошадь по бокам, но она не сделал ни шага. Учитель повернулся к Бадме и спросил: «Ты что себе в карманы сложил, ну-ка быстро выкидывай!» Бадма со вздохом начал высыпать камни из карманов. Потом он опять взялся за хвост лошади. Лошадь не двигалась вновь. Учитель обернулся и с укоризной взглянул на Бадму. Тот, виновато повесив голову, высыпал все оставшиеся камни. Вот теперь лошадь махнула головой и поскакала по траве, потом полетела и так они вернулись домой. А Бадма был наказан — всю ночь он учил текст из большой книги учителя.

— Это все, что рассказал тебе Бадма? — спросил Кала, снова подливая мне горячего чая.

— Нет, дедушка, он и второй раз летал в ту страну!

— И что же произошло во второй раз?

— Бадма придумал, как провезти камни в наш мир! Он набил седельные сумки лошади камнями. И лошадь довезла их, а когда Бадма их вытащил, то это оказались простые камни. Вот!

Дедушка Кала покачал головой:

— Что же, Бадма был еще молод… И чтобы ты лучше понял и подготовился к путешествию, которое тебе предстоит, сейчас я расскажу еще две истории про эту волшебную страну.

Джанко устроился поудобнее и стал внимательно слушать новый рассказ дедушки:

— Первая история про Будду Шакьямуни. Был у него ученик Ананда. Как-то он спросил у Будды: «Неужели же все жители этой страны такие чистые люди? Даже последние крестьяне? Не может этого быть!»

— А ты проверь, — улыбнулся Будда.

И Ананда отправился посмотреть, как живут чистые люди. Он дошел до первого попавшегося домика, в котором был только маленький трехлетний мальчишка. Он бегал по двору вместе с птицами, размахивая руками.

— А где твои родители? — спросил Ананда.

— В поле, пашут землю, — и махнул в ту сторону, где были его родители.

Ананда пошел в поле. Мужчина и женщина в светлых одеждах шли вдоль поля, держали плуг, который тащили два вола. Ананда добежал до них и, запыхавшись, держась за сердце, и изображая ужас на лице, пролепетал:

— Это ваш ребенок такой темноволосый, маленький, играет с птицами во дворе?

— Да, наш, — ответили ему родители.

— Так вот, он, играя, залез на крышу дома, не удержался там и упал. Он совсем разбился.

Мужчина остановил волов.

– И что с ним?

— Да я проверил, он умер, не дышит совсем.

Мужчина и женщина переглянулись — умер наш сын, но нам надо продолжить пахать. И они пошли вслед за волами по пашне. Ананда ушел, немного подождал, и второй раз прибежал к крестьянам.

— Уважаемые, я прошу у вас прощения. Я ошибся. Это сын ваших соседей разбился! Не ваш.

Крестьяне опять переглянулись.

— Хорошо, что сынок наш жив. Плохо, что у соседей такая беда.

И продолжили пахать дальше.

Озадаченный Ананда вернулся к Будде Шакьямуни и рассказал ему историю про крестьян.

— Вот теперь скажи, какой урок ты извлек из этой истории? – обратился дед Кала ко мне.

А я, чуть подумав, робко ответил:

— Дедушка, урок должно быть такой, что простые крестьяне в чистых землях избавились от привязанности и Ананда это проверил дважды. Первый раз, когда сказал им, что их сын умер, а они продолжили свою работу. И второй раз, когда сказал, что их сын жив, и они опять продолжили свою работу.

— А вот тебе еще одна история, — удовлетворенно кивнул Кала. — Она произошла с одним из моих первых учеников много лет назад. Он уж очень сильно просил меня перенести его в чистые земли. Он так старательно выполнял все задания, читал практики, что я подумал – он готов к тому, чтобы попасть туда. Я объяснил ученику новую практику, мы сели с ним в медитацию. Надо было растворить из своего тела сначала землю, потом воду, огонь и воздух. Так мой ученик оказался в чистых землях. Там он сначала познакомился с мастером, который на гончарном круге изготавливал кувшины. Поучился у него. Потом он встретился с мастером-кузнецом, с мастером-каменщиком. Так он весь день ходил от ремесленника к ремесленнику. И по его лицу все сильнее и сильнее было видно, что он разочарован. Видно, ждал он каких-то необычайных чудес от жителей чистых земель. Наконец, в конце дня мой ученик увидел йогина, который летел по небу. Он очень обрадовался. А когда вернулся назад, стал мне рассказывать, что весь день ходил по городу, просил дать ему учения. И попробовал все ремесла, даже хлеб пек.

Только одно настоящее чудо увидел – йогина, который летел по небу.

Я был сильно расстроен, что ученик не понял, что люди, которые учили его ремеслам – они и были настоящими мастерами. Они смогли научить его своему ремеслу за очень короткий срок. А тот йогин, который летел по небу – это индийский саду, который случайно залетел в чистые земли – похвастать своими сиддхами. Прошло несколько месяцев, прежде чем мой ученик понял, какие уникальные знания он получил в чистых землях от мастеров. И как он ошибался, когда говорил, что ничего особенного с ним в тот день не произошло.

Моя чашка опустела. Дедушка Кала уже давно не подливал нам чая из термоса. Видно было, что он устал и сегодня рассказывать больше ничего не будет. За окном снова было уже темно. Мне нужно было торопиться, если я хотел приготовиться к урокам нового дня. Несмотря на то, что я не получил конкретных ответов на свои вопросы, настроение мое улучшилось, в голове прояснилось, а переживания прошедшей ночи отступили. Я готов был двигаться дальше. Старик, словно прочитав мои мысли, встал занавесить окна и проводить меня.

— Ты прав, мой мальчик, на сегодня достаточно разговоров. Эта новая информация и наше общение заставляет твои психические силы возрастать и двигаться быстрее. Здесь, в окружении природы и малолюдной общины, ты скоро научишься управлять своей энергией. Я буду занят несколько дней и сам найду тебя, как только освобожусь.

Мы попрощались и я, необъяснимо довольный, пошел к своей избушке. Тогда я еще не знал, что события следующих дней снова толкнут мои душевные качели так, что осознать происходящее я смогу уже только достигнув той самой страны.

Лапша, которую едят только ложкой, музыкальный концерт Джиты, черный кот и демоны в долине

— В столовую! В столовую! — крича и толкая друг друга, дети наперегонки рванули из класса.

«Они словно предчувствуют звонок», — усмехнулся я про себя. Удивительно, но так и было. За несколько секунд ДО они уже готовы. Вот уж куда-куда, а покушать их лишний раз приглашать не надо. В большой семье, как говорится…

Я собрал папки и тетради и, пропустив вперед замешкавшегося второклассника, тоже направился на обед.

Учителя в общинной школе принимали пищу вместе с детьми. Иногда за отдельным столом, но чаще — там, где оставалось место. Впрочем, малыши всегда рады были и пропустить учителя вперед без очереди, и донести поднос с едой до стола, и усадить его рядом с собой за стол.

Я получил свою порцию лапши и овощей с лепешкой и огляделся. Учительский стол был уже занят. Вдруг от столика у самой дальней стенки поднялась рука и отчаянно замахала мне. Это был Мани. Простодушный, наивный, преданный тому, кто даст конфету или защитит от насмешек других мальчишек. Таких, как он, обычно называют «дурачок» и дразнят, чтобы посмеяться над его реакцией. У Мани не было отца, а про мать говорили, что «у нее что-то с головой», она могла лежать днями и неделями, не вставая с кровати и не проявляя ни малейшего интереса к сыну. Однажды Мани порезался ножом, когда делал себе бутерброд из привозного хлеба. Рана оказалась глубокой, кровь так и текла из большого пальца. Он подбежал к матери, а она, не отрываясь от своего занятия и не сказав ни слова, заклеила ее липкой лентой, на которую ловили мух.

— Садитесь со мной, учитель Джанко! — переполненный счастьем, произнес Мани, когда я подошел к его столу со своим подносом.

— Спасибо! — я занял место между Мани и еще одним мальчиком по имени Акил.

Стол был длинный, ребята ели, гогоча и болтая без умолку. Перед самым моим приходом кто-то рассказал удачную шутку, и теперь они никак не могли успокоиться. Я пожелал всем приятного аппетита и потянулся, чтобы взять свою вилку.

— Учитель Джанко, никому нельзя есть лапшу вилкой! — вдруг очень серьезно сказал Акил.

— Почему? — удивился я.

— Мы так не делаем! Никто так не делает в долине! Это неправильно!

— Но ты не ответил на мой вопрос, Акил. Все же почему нельзя? — повторил я спокойно.

— Нельзя прокалывать лапшу, нельзя резать хлеб! Хлеб мы ломаем, а любую лапшу кушаем ложками! Так положено! — Акил раскраснелся. Видно было, что он очень недоволен и возмущён.

— В моем монастыре были другие традиции, Акил. Я могу есть лапшу вилкой. Извини, если я задел этим твои чувства, я не хотел этого. Просто я делаю так, как привык. А ты — так, как тебя научили. — Cтараясь говорить мягко и благожелательно, ответил я.

Настроение Акила было испорчено. Он не ожидал ни такого ответа, ни моей смелости действовать по-своему. В закрытой общине, пусть и большой, даже огромной по современным меркам, и уже не такой закрытой, ведь в последние десятилетия эти места стали принимать новую кровь, самым страшным оставалось думать не так, как все привыкли. Это означало стать изгоем и навсегда потерять уважение и любовь даже тех, кто дал тебе жизнь. А это было пострашнее самой смерти. Человеческий ум многое понимает превратно. И, слава защитникам, благодаря нашей практике мы можем его менять и наставлять, учимся терпеливо объяснять ему вечные истины, как младенцу. Но некоторые готовы слушать только того, кто уже распят ими же самими.

Прошла неделя, но дед Кала не давал о себе знать. Пару раз я видел в его домике зажженный свет и силуэт дедушки, склонившегося над чем-то, что издалека напоминало книгу. Видимо, он изучал что-то или что-то записывал. И так как Кала ясно дал понять, чтобы я не беспокоил его, пока он не освободится, я занимался своими делами и старался не тревожить понапрасну мысли о предстоящем путешествии. Через два дня должен был наступить Новый год по григорианскому, или новому стилю. По этому случаю меня пригласили на концерт в честь празднования, который давала музыкальный педагог, руководитель хора, организованного в поселении, певица Джита.

В общинном клубе в центре селения исконно местных жителей решено было праздновать саму новогоднюю ночь. А этот концерт проводили в Центре творчества на той же поляне на окраине поселения, где жил приезжий люд и где посчастливилось поселиться мне. Считалось, что на этой поляне живут йожики, как их насмешливо называли местные, или еще говорили «люди с экстремистскими взглядами». Эти люди интересовались искусствами, здесь было много художников, которые искали уединения, знахарей, отказавшихся наотрез от современных медицинских методик и аскетов, застрявших в ожидании организации нового мира, основанного на всеобщем равенстве и благе. Последним было особенно тяжело. Они выглядели болезненно и изможденно, были худыми и бледными, хоть и имели теплый кров и пищу. Казалось, по какой-то причине они приказали жизни покинуть их тела и оставить ровно столько, сколько необходимо, чтобы поддерживать в них это ожидание. Впрочем, всех их объединяла идея жизни в чистом природном месте и это общее место под солнцем. А потому среди них за годы образовалась активная творческая группа, которая периодически организовывала мероприятия для этой немногочисленной разношерстной поляны.

Джита успевала подпевать и подыгрывать «и нашим, и вашим», поскольку была единственной признанной классической певицей во всей провинции. «Праздничная классика высоких мистерий» — звучало название концерта. Небольшой зал был полон. Здесь было много людей, с которыми я успел подружиться. Впрочем, многих я видел впервые. Они не жили на поляне. Судя по внешнему виду, одни были гостями приезжих, а другие — их друзьями, живущими в основной части поселения. Джита сидела за старым роялем, играла и протяжно пела своим высоким голосом печальную мелодию, в которой говорилось о сотворении мира, высшем разуме и космическом законе, который есть один на все мириады вселенных, нерушимый, непреодолимый и непостижимый простым человеческим умом.

После выступила худенькая юная скрипачка, так же печально и проникновенно.

Затем женский хор под руководством Джиты акапелло исполнил несколько старинных песен — чаяний женского рода. И, наконец, в завершение приглушили свет, направили на настенный мобильный экран проектор и включили европейскую классическую музыку на компьютере. На экране же высвечивались черно-белые картинки — городские зарисовки разных лет разных стран и народов. Гости сидели, безмолвно глядя на эти картинки. И непонятно было, смотрят они на то, что пляшет под музыку на экране или видят перед собой что-то еще, что-то только свое.

В этот момент со второго этажа спустилась девочка лет пяти, она принесла с собой книгу и села на пол с краю. Вероятно, она приходила сюда иногда с родителями и потому знала, что наверху — игровая комната, а в коридорах — стеллажи с детскими книгами. Других центров или игровых площадок, где можно было бы собраться детям в свободное время, в поселении не было и часто люди, живущие по соседству, отпускали своих малышей сюда поиграть, даже если никаких мероприятий не проводилось. И в этот раз девочка была одна. Мне показалось, она заскучала наверху, потому и спустилась в нижний зал, где было много людей. Сидя на полу, она начала листать свою книгу, рассматривая картинки, страничка за страничкой.

Книга была большая и страницы иногда не поддавались детским пальчикам с первого раза. Но яркие истории на картинках, видимо, настолько уносили девочку в ее детских фантазиях в загадочные королевства, что она, совсем не обращая внимания на трудности, листала, листала и листала. Внезапно пожилая дама, сидевшая в предпоследнем ряду, словно хищная птица, подлетела к девочке, выхватила книгу, закрыла ее так, что малышка вздрогнула, отодвинула подальше и, не проронив ни слова, вернулась на свое место.

Девочка отчаянно заморгала, как будто соринка попала ей в глаз, встала с пола, наспех оделась, если только можно про пятилетнего ребенка сказать «наспех», когда он одевается самостоятельно, и вышла из центра.

Мне захотелось уйти за ней. Догнать, обнять и сказать, что люди иногда ошибаются, и эта пожилая женщина на самом деле не хотела ее обидеть. Но я был словно прикован к своему месту. Из моих глаз тихо брызнули слезы. И я сидел, глотая их и слизывая соленую воду со своих губ. Из колонок грянули фанфары, а на экране сменилась картинка. Возможно, все дело в музыке, но неведомая сила подняла меня с места и направила к пожилой женщине, продолжавшей наслаждаться концертом. Я наклонился к ней и попросил отойти со мной в коридор.

— Зачем вы это сделали? — спросил я непонятно откуда взявшимся металлическим голосом, когда мы оказались среди сваленной у входа обуви и наброшенной на крючки, которых по-видимому, никогда не хватало, верхней одежды.

— Что я сделала? — не поняла меня женщина.

— Почему вы выгнали девочку? — повторил я свой вопрос.

В свете коридорной лампы лицо женщины приобрело еще более испуганный вид, чем было на самом деле. Если бы я не знал, что это сделала именно она, я бы подумал, что обознался и по ошибке обращаюсь не к тому человеку — такое непонимание растеклось по всему ее облику.

— Ах, вы об этой девочке… Она мешала нам всем слушать концерт! Она так громко шелестела страницами, что мешала всему залу! — выпалила женщина.

— Но этому ребенку от силы пять лет! Вы понимаете, что малышка в этом возрасте не задумывается о том, что ее действия могут кому-то помешать?! Вы могли объяснить ей, могли попросить перейти в другое место, могли предложить свою помощь и отвести ее на диван у полки с книгами! Но вы взяли и грубо закрыли перед ней книгу! Вы отобрали игрушку у ничего не подозревающего ребенка!

— Но концерт! Она же нам всем м-мешала слушать! — снова, но уже не так уверенно, как в первый раз, произнесла дама.

— Чем этот ваш концерт важнее ее книги?! — выпалил я, совсем потеряв самообладание, и голос мой загремел так, что сидевшие ближе к нам задние ряды обернулись в недоумении.

— Но наши дети, давно выросшие в долине, спокойно реагировали на подобные действия. Почему вы думаете, что я ее обидела? — снова попыталась возразить пожилая дама.

— Потому что я видел ее лицо. А если ваши дети воспринимали такие ваши действия как само собой разумеющееся, скорее всего вы вырастили безвольных трусов, для которых существует одно мерило — «кто сильнее, тот и прав».

Во взгляде дамы появилась отрешенность. На несколько мгновений она как будто исчезла, потом вновь появилась, тихо произнесла: «Я пойду» и пробралась к своему месту, где ее ждал такого же возраста лысоватый мужчина. А я влез в свои сапоги, накинул куртку и вышел на свежий воздух. «Драгоценный учитель, неужели для этого я должен был здесь оказаться? Что творится в этом красивейшем месте и его забродившей общине? Контраст — вот, что не дает мне покоя и не позволяет оставаться в равновесии. Контрастирующие проявления реальности, которые я воспринимаю отдельно друг от друга». Придя домой, я прямиком отправился в гомпу, и на этот раз я не просто совершал вечернюю садхану. Я просил просветленных учителей простить мне мою пылкость, так как я продолжаю путь к самообладанию, просил помочь этой девочке и ее семье во всех делах, просил даровать им удачу и мудрость, просил помочь этой женщине выдержать мой сегодняшний напор, просил даровать ей силы на понимание и прощение.

Начались новогодние каникулы. Школа отдыхала, а у меня было больше времени для моей медитативной практики. Дедушка Кала приходил ко мне и сказал, что придется еще подождать, что он заканчивает какую-то серьезную работу и совсем скоро мы сможем продолжить то, что начали. Дни текли размеренно, других гостей у меня не было и я начал подготовку к недельному ретриту на устранение кармических препятствий, как вдруг однажды вечером заметил, что у моего кота сильно загноились глаза.

Я иногда лечил животных, путешествуя с моим учителем и помогая ему в выполнении его обязанностей. Но никогда еще я не видел ничего подобного. Боковые веки с внутренней стороны у кота распухли так, что вываливались наружу и закрывали почти две трети глаза. Это была очень странная картина. Из глаз тек белый гной в таком количестве, что я не успевал его смывать. Несколько дней я пробовал промывать ему глаза крепким чаем, но никаких улучшений не было. Я задумался.

Дело в том, что этого кота передала мне на содержание одна пожилая пара. Они гостили в долине у сына, когда мы случайно познакомились. Точнее, нас познакомила их кошка, которая бросилась мне под ноги в тот момент, когда я проходил мимо их дома. Мужчина и женщина были на улице и, увидев меня, ошарашенного вниманием их кошки, рассмеялись. Так мы стали ходить друг к другу в гости на утренний кофе. Они очень напоминали мне моих родителей. А прямо перед их отъездом кошка их сына родила котят. Оставили одного. Его мне и подарили как хранителя и защитника. Котенок был сплошь черным, а когда подрос, проявил на животе одно белое пятнышко. Какое только имя я ни пытался ему дать. Ни одно к нему не прирастало. Так и остался он в итоге просто Котом с большой буквы. Ну и еще другом и маленьким мурлыкой.

Зная, что у любой болезни есть первопричина энергетического характера, я отправился к своему алтарю, чтобы выполнить защитную практику и разобраться в причинах болезни моего четвероногого друга. Кот тут же свернулся в клубочек у моих ног. Только я начал читать мантру, как услышал мыслеголос «Это же твой защитник. В него вошел демон. Так как действовать он может только через глаза, кот закрыл себе глаза, чтобы не навредить тебе».

Я доделал практику и сел на подушечку на полу передохнуть и обдумать все еще раз за чашкой чая. Кот тут же забрался ко мне на колени и стал ластиться ко мне всем своим кошачьим телом. Я погладил его по голове и вдруг мой взгляд упал на нечто, что выглядело как огромная черная бородавка. Она росла за левым ухом кота. Я осмотрел ее со всех сторон и понял, что это никакая не бородавка, а самый настоящий клещ, который впился в кожу кота среди зимы и уже успел раздуться до довольно больших размеров.

Я слышал, что в этой местности много кровососущих насекомых, многие из которых могут переносить опасные заболевания. Впившись в кожу человека или животного, они заражают его кровь своим ядом, а это ведет к отравлению, которое может выглядеть даже как смертельная болезнь. Мне рассказывали, что по весне от этих насекомых здесь погибает много лошадей, которые из всего скота наиболее чувствительны к яду. Но сейчас была зима. Где мой кот подцепил клеща, для меня оставалось загадкой.

Я попробовал самостоятельно удалить клеща так, чтобы не повредить его. Но кот не был столь терпелив. Только почувствовав инородное тело на себе и узнав о его местонахождении, он тут же сам вырвал клеща когтями вместе с верхним слоем своей кожи.

Я заварил коту очищающую кишечник смесь из трав и всю следующую неделю понемногу вливал ему ее каждый день из пипетки. Поначалу мой свободолюбивый питомец, конечно, злился на меня. Ему приходилось часто и с громким мяуканьем подбегать к двери и, скребясь от напряжения и боли в животе когтями в дверь, раздирать ее утеплитель. Не потому что я долго не мог его выпустить, скорее потому что лекарство действовало быстрее, чем я передвигался по дому. Но постепенно отек с кошачьих век стал спадать, кот стал приобретать прежний, довольный, а чаще — самодовольный, как у всех котов вид. И чем больше я читал защитные мантры для полного освобождения своего четвероногого хранителя от демона болезни, тем больше сам понимал природу демонов, заполонивших общину.

“Вода чистая, Ананда!”

Прошло полтора или два месяца. Хотя, наверное, даже три. Я сбился со счета дней и недель. Ничего интереснее обыкновенной жизненной суеты не происходило. Я уже привык к тому, что один день в точности походил на другой. А может, это и был один день, который я принимал за множество… И вот, что удивительно — в тот самый момент, когда я ощутил эту мысль, возвращаясь из школы, дедушка Кала махнул мне рукой в окно. Я проходил мимо его домика, а он будто поджидал меня у себя.

Я зашел поздороваться. Дедушка был как всегда приветлив и в хорошем настроении.

— Расскажи сначала, Джанко, как твои дела? — наливая мне чай и угощая своими масляными лепешками, спросил он.

Я рассказал старику всё, что со мной произошло, вспомнив и историю про черного кота, которая так меня тронула.

— Дааа…- вздохнул Кала, — клещи давно терзают эту местность. Теперь ты сам убедился, что они могут появиться даже из-под снега. Бывает, они остаются на дровах, которые были заготовлены летом. Люди приносят их в дома, чтобы растопить печь, клещи отогреваются, просыпаются и тут же начинают искать себе пищу. Я думаю, скорее всего это и случилось с твоим котом.

— Почему раньше так не было, дедушка?

— Всему своё время, дорогой. Есть время вдыхать, а есть — делать выдох. Одно питает, другое — освобождает. Было время, когда вокруг этой местности зеленели огромные леса. Но живущие тогда вырубили леса, далеко у границ этого региона, да и сейчас они продолжают уничтожать леса с огромной скоростью. После этого сюда пришли ветра. Ужасающие ураганы. Они летят сразу и со всех сторон. Пыль на дороге перед моим окном поднимается дыбом и летит на восток, а уже через мгновение — вихрь гонит ее обратно на запад. У всего теперь «появились крылья» — шутят люди. Но это горькая для них шутка, потому что в своем вихревом потоке ветер поднимает все, на что хватает его сил. И носит на огромные расстояния и клещей, и деревья, и даже гигантские камни.

— Как защититься от этого, дедушка?

— А от кого ты хочешь защищаться, дорогой? Ты сам и есть твоя лучшая защита. Всевышний играет в твоем сознании или в своем. Разве между ними есть какая-то разница? Перестань играть и живи. Если ты чист, то чего тебе бояться?

— Как понять, что я чист — вот в чем дело, дедушка… Как удостовериться в этом и не терять это знание? Я помню свои демонические жизни и не могу выйти из р